Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

МРАЧНЫЕ ПРЕДВЕСТИЯ

Воскресенье, 12 июня. 26°04' южной широты, 116°ЗГ за­падной долготы. Потеряли пассат и идем с переменными, преимущественно западными ветрами. Держим на зюйд, и наш курс почти совпадает с меридианом. Еще через неделю, в

воскресенье, 19 июня, мы достигли 34° 15' южной широ­ты и 116° 38' западной долготы. Уже стала ощущаться решительная перемена во всем. Дни становились все короче, солнце, с каждым днем опускалось рсс ниже и ниже, и почти не грело, а по ночам из-за холода мы по могли больше спать на палубе. В ясные безлунные но­чи в небе ярко проступали Магеллановы облака; небо приня­ло мрачный и враждебный оттенок; время от времени с юга накатывала ужасающе высокая и длинная волна, словно пре­дупреждая о том, что нас ожидает. Впрочем, пока нам сопут­ствовал крепкий ветер, мы старались нести как можно боль­ше парусов. К середине недели ветер зашел южнее, заста­вив нас идти круче; судно встретило сильную волну почти прямо по носу и вело себя так, что не могло не вызвать в нас чувство тревоги. Из-за чрезмерной загрузки и глубокой осадки ему недоставало запаса плавучести, что выно­сило бы его на волну, и оно сильно зарывалось носом, отчего вода гуляла по всей палубе. Каждый раз, когда набегала очень крупная волна, судно ударялось о нее с таким звуком, будто паровой молот забивает сваи. Приняв лавину воды на бак, судно поднималось, оседая на корму, сгоняя воду к шпигатам, которая по пути смывала с кофель-нагелей уложенные на них снасти и уносила с собой все, что было не закреплено. Так продолжалось в течение всей нашей утренней подвахты, насколько мы могли судить по плеску воды прямо над головами и тяжелым ударам волн о форш­тевень. И нас, лежавших в койках, отделяла от этого бесно­вания стихии только жалкая дощатая обшивка корпуса. В «восемь склянок» мы заступили на вахту. Один из нас стал к штурвалу, другой отправился на камбуз, чтобы раздобыть что-нибудь на обед. Я стоял на баке, и везде, куда только достигал глаз, катились высокие волны с пенящимися гребнями, темно-синие, почти черные, отражая яркие лучи солнца. Судно тяжело переваливалось через эти грозные валы, не потом появилась невообразимо высокая водяная гора, которая, казалось, накроет нас. Я был уже достаточно опытным моряком и «почувствовал ногами», что судно не сможет взойти на нее. Вскочив на недгедсы, я ухватился за фокаштаг и подтянулся вверх. Мои ноги оказались на весу как раз в то мгновение, когда форштевень врезался в самую середину волны и она накрыла судно с носа до кормы. Как только судно вынырнуло, я оглянулся в сторону юта и увидел, что все впереди грот-мачты начисто смыто, кроме бар­каса, который был принайтовлен накрепко к рым-болтам.Камбуз, свинарник, курятник, а также загон для овец, ко­торый был устроен у носового люка, исчезли в одно мгнове­ние, и палуба стала гладкой, как свежевыбритый подборо­док. У штормовых шпигатов застрял перевернутый камбуз, да еще плавало несколько досок, среди которых барахтались с полдюжины насмерть перепуганных овец. Как только вол­на прошла, снизу выскочила подвахта посмотреть, что ста­лось с судном, а из-под камбуза тем временем с трудом выбрались кок и старина Билл. К счастью, камбуз был задер­жан фальшбортом, иначе им переломало  бы кости. Мы собрали овец и посадили в баркас, поставили камбуз на место и, как могли, навели порядок на палубе. Не будь у нас столь высокого фальшборта, все смыло бы за борт, в том числе и кока со стариной Биллом, которого свалило с ног, когда он выбирался  из дверей  камбуза,  держа  в руках бачок с мясом для всей команды. Как и подобает настоя­щему моряку, он держался за бачок до последнего, хотя там уже ничего не было. Когда схлынула вода, мы увидели, что сей сосуд остался на палубе подобно подводному камню, осыхающему во  время  отлива,— никакая  сила  не могла сдвинуть его с места. Нас не очень огорчала потеря мяса, и мы утешали себя тем, что в каюте лишились гораздо большего — вид  плававших  у  шпигатов  остатков  пирога с курицей и оладьев не мог не развеселить матросов. «Это еще что»,— сказал кто-то, и так чувствовал каждый. Мы еще не приблизились и на тысячу миль к широте  Горна, а палуба была уже вылизана волнами, хотя они не : достигали и половины высоты тех водяных гор, с которыми  нам предстояло встретиться у самого мыса.

Когда мы забрались в кубрик, старина Билл, слывший у нас за оракула, поскольку бывал на море во мно­гих переделках, изрек, что, если так пойдет и дальше, нам остается только написать завещания и надеть чистые руба­хи.