
Р.Г. Дана
Два года на палубе
|
Новое судно и новые люди
Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...
МРАЧНЫЕ ПРЕДВЕСТИЯ
— Фор- и грот-брамсели на
гитовы! — закричал капитан, и все бросились исполнять его команду.
Палуба накренилась чуть ли
не на сорок пять градусов, судно, как бешеный конь, перескакивало через волны;
вся его носовая часть была окутана белым облаком брызг и пены. Мы отдали фалы,
спустили брам-реи, и через несколько минут паруса были взяты на гордени и
гитовы.
Убирать, сэр? — спросил
старший помощник.
Отдать все марса-фалы! —
прокричал вместо ответа капитан, до предела напрягая голос.
Марса-реи пошли вниз, были
разобраны и обтянуты ртЬ-тали, и мы, вскарабкавшись на наветренный борт, вскочили
на дрожащие ванты. Яростный ветер, гнавший почти горизонтально град и снежную
крупу, буквально вдавливал нас в снасти, и лишь с большим трудом удавалось поворачиваться
к нему лицом. Один за другим мы разошлись по реям. И здесь пришлось тяжело.
Наши новые паруса еще не были выхожены, и новые нок-бензели и риф-сезни
соледенели и стали жесткими, как проволока. На нас были только легкие куртки и
соломенные шляпы, так что мы ера ?у промокли до нитки, а с каждой минутой
становилось все холоднее. Занемевшие от стужи руки едва слушались пас. Притянув
парус к рею, мы долго не могли обнести наветренный нок-бензель, хотя и в этом
не было нашей вины, так как на ноке стоял сам Джон-француз — матрос, лучше
которого никто не работал на реях. Перегнувшись через рей, мы били кулаками по
парусу, поскольку он уже обледенел. Наконец раздалась команда «Выбирать с
подветра!», и мы на 1(>жили сезни и притянули риф-бант к подветренному
бетелю. «Крепи вторую!» — и, взяв первый риф, мы собрались уже спуститься
вниз, но тут старший помощник закричал: «Два рифа! Два!» — и нам пришлось тем
же манером бргп ь и второй. После этого мы спустились и, стоя по колено р.
иоде, выбрали фалы, чтобы поставить марсель. Затем опять полезли наверх, теперь
на грот-марса-рей и зарифили парус точно так же. Я уже говорил, что нас сильно
убыло, и в довершение всех несчастий два дня назад плотник поранил себе ногу
топором и поэтому не мог подниматься по вантам, и теперь в такую погоду мы не
могли управляться одновременно больше, чем с одним марселем, и, конечно, каждому
приходилось работать за двоих. С грот-марса-рея мы перешли на грота-рей и
зарифили грот, но, едва спустившись на палубу, услышали новую команду: «Пошел
наверх! Зарифить глухо крюйс-марсель!» Это касалось меня, и, будут ближе всех
к вантам, я оказался первым на рее у наветренного нок-бензеля. Сразу же за
мной поднялся англичанин Бен и занялся подветренным нок-бензелем, а за нами
вскарабкались остальные и начали колотить руками по парусу. Старший
помощник очень кстати послал нам на подмогу кока и стюарда. Сейчас я
только могу представить себе, сколько времени потребовалось, чтобы наложить другие
бензели, ибо, стараясь изо всех сил, причем товарищи помогали мне подбирать
нижнюю шкаторину, я никак не: мог провести свой конец, пока не
почувствовал, что начинают подбирать пузо паруса. Таким образом мы брали один
риф за другим, пока, наконец, крюйс-марсель не был зарифлен
наглухо. Затем мы спустились и выбрали фалы ; Тем временем успели убрать
кливер, поставить стаксель, и судно благодаря уменьшенной парусности
выпрямилось и стало управляемым. Однако два брамселя еще болтались ! на
бык-горденях, хлопая и дергаясь с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвут
мачты. Мы взглянули наверх и поняли, что наша работа еще не кончена. И
действительно, . едва старший помощник увидел нас на палубе, как тут же
последовала команда: «Четверо по вантам, крепить брамсели!» Двое полезли на
фок и двое на грот. Ванты, весь стоячий такелаж и наветренная сторона мачт и
реев были покрыты коркой льда. Когда мы забрались на рей, мои руки так
закоченели, что я не смог бы развязать узла даже на сеж-ради спасения
собственной жизни. Мы оба несколько секунд висели, перегнувшись через рей и
колотя по паруа. пока не восстановилось кровообращение в пальцах. Но уже
в следующее мгновение наши руки пылали нестерпимым огнем. Моим напарником был
молодой парень, Джорлж Сомерби, который пришел на судно прямо из бостонское,
школы, тогда он был слабым, тщедушным пареньком ростом «не выше стопорного
кнопа» и «не крепче горелой бумаги-. Теперь же он стал «длинным, как стеньга, и
мог свалить и съесть быка». Мы дружно молотили кулаками по парт и после шести —
восьми минут изнурительной возни с заледеневшим как железо брамселем все-таки
подобрали его и туго скрутили, стараясь сделать это как можно надежнее,
так как достаточно хорошо знали нашего старшею помощника, который наверняка
вызвал бы нас с подвамь: в любое время, если парус вырвало бы еще раз.
|