
Р.Г. Дана
Два года на палубе
|
Новое судно и новые люди
Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...
МРАЧНЫЕ ПРЕДВЕСТИЯ
«Ах ты, старый филин! По каждому пустяку
пускаешь фальшфейеры! Перетрухнул от купания у шпигата и не понимаешь шуток.
Небось все время дрожишь, как бы тебя не сцапал Дэви Джонс?» «Утихомирьтесь,
вы! — вмешался кто-то.— Может быть после полудня нас оставят на под-вахте». Но
и эти надежды не оправдались — когда пробило две склянки, всю команду вызвали
наверх крепить все, что было на палубе. Капитан собирался было спустить
брам-стеньги, однако к вечеру волнение поутихло, ветер отошел к траверзу, и мы
не только не тронули их, но даже поставили лисели.
На следующий день было
приказано отвязывать старые паруса и заменить их новыми. Судно не похоже на
сухопутного жителя — оно надевает свой лучший наряд в дурную погоду. Мы
вытащили три новых марселя и еще не бывшие в употреблении фок, грот, кливер и
фор-стеньги-стаксель с полным комплектом ревантов, нок-бензелей и риф-сезней.
Ветер оставался западным,
а погода и море были немного спокойнее, чем в тот день, когда мы приняли на
себя большую волну, так что мы покрывали большее расстояние, неся полный
комплект парусов, уклоняясь несколько к осту от чистого зюйда, ибо капитан,
рассчитывая воспользоваться западными ветрами, зашел так далеко на вест, что
хотя мы и были всего в милях пятистах от Горна по широте, но по долготе нас
отделяло от него тысяча семьсот миль. Остаток недели мы продолжали идти с
попутным ветром м по мере продвижения постепенно склонялись на ост.
Воскресенье, 26 июня. Воспользовавшись ясным днем, капитан взял высоту луны
и меридиональную высоту солнца, ч го дало 47° 50' южной широты и 113° 49'
западной долготы. Согласно моим вычислениям, мыс Горн был на ост-зюйд-осте и до
него оставалось тысяча восемьсот миль.
Понедельник, 27 июня. В первую половину дня ветер сохранялся попутным, а так
как мы шли на фордевинд, не чувствовалось особого холода, и на палубе можно
было работать в обычной одежде и в коротких куртках. Впер вые после выхода из Сан-Диего нам установили дневную I
подвахту, поэтому мы, расспросив третьего помощника I о
нашей широте и высказав все обычные догадки и предпо-ложения относительно того,
сколько остается еще идти до Горна, завалились в койки, намереваясь вздремнуть.
Мы спали «самым полным ходом», когда три удара по крышке : люка и команда «Все
наверх!» вытряхнули нас из коек. Что ' могло случиться? Дуло вроде бы не очень
сильно, а через ) сходной люк проглядывало ясное небо. И тем не менее вахта
убирала паруса. Сначала подумали, что показалось какое-нибудь судно, и мы
ложимся в дрейф, чтобы потолковать с ним; мы даже успели порадоваться этому,
так как ее дня \ выхода в море ни разу не видели ни паруса, ни земли. Но
тут же загремел голос старшего помощника (он превратился \ в
«бессменного вахтенного», то есть появлялся на палубе в тот же миг, когда
его вызывали), кричавшего что-то ;: матросам, скатывавшим лисели.
Одновременно помощник нетерпеливо спрашивал кого-то, где же наша вахта.
Мы не : стали дожидаться повторного приглашения и взлетели по трапу на
палубу. Справа по курсу, закрывая море и небо, '" висела стена тумана,
которая двигалась прямо на нас. Я уже ) повидал подобное во время плавания на
«Пилигриме» и знал, ; что это такое. На нас была только легкая летняя одежда,
но ; не было времени на переодевание, и мы в ней так и остались. ; Парни из
другой вахты стояли на марсах и убирали ли- ; сели. Нам не оставалось
ничего иного, как «спускать ; и брать на гитовы» пока все лисели, а также
бом-брамсели, бом-кливер и крюйс-брамсель не были свернуты. Судно '
несколько приспустилось, чтобы встретить шквал, продолжая нести фор- и
грот-брамсели — нашего «старика» было ; не так-то просто испугать среди бела
дня, и он намеревался 1 держать парусину до последней минуты. Но первый же
; порыв ветра доказал ему, что со шквалом шутки плохи. Сильный ветер с дождем и
снегом не позволял дышать; даже самым стойким из нас пришлось повернуться к
нему спиной. Судно лежало почти на борту. Мачты и такелаж трещали и
скрипели; стеньги изгибались дугой, словно прутья.
|