Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

ПОГРУЗКА ПЕРЕД ОБРАТНЫМ РЕЙСОМ

  Во время «собачьей вахты»  команда  собирается у подветренного борта на баке или же .рассаживается у шпиля и заводит морские песни или же столь любимые матросами баллады о пиратах и разбойниках. Кроме того, все рассуждают о доме и о том, что каждый будет делать по возвращении. Вечерами, когда убраны котлы и кружки и мы дымим сигарами и трубками, собравшись у шпиля, прежде всего задается один и тот же вопрос:

Ну, Дана, какая сегодня широта?

Четырнадцать нордовая, а посудина делает по семи узлов.

Того и гляди, дней через пять будем у экватора.

Вряд ли, пассат не продержится дольше суток,— вставляет какой-нибудь морской волк, указывая ребром ладони в наветренную сторону.— Я-то вижу, какие сегодня облака.

Тут начинаются всевозможные рассуждения о постоян­стве ветров, о погоде у экватора, о юго-восточных пас­сатах, а также подсчитывается, когда же мы будем у Горна. Самые азартные даже берутся определить, сколько дней осталось до подхода к бостонскому маяку, и заключают пари.

Ты   сначала   пройди   Горн,— замечает   кто-то  из старых ворчунов.

Вот именно, до Бостона, может, и доберешься, но

сначала узнаешь,  чем пахнет в  аду,— поддерживает его другой.

Как всегда, на бак просачиваются слухи о том, что говорится на юте. Стюард подслушал, как капитан упо­мянул Магелланов пролив, а рулевому послышалось, будто капитан сказал пассажиру, что в случае очень плохой погоды придется поворачивать к Новой Голландии и идти домой вокруг мыса Доброй Надежды.

Этот  пассажир — первый   и   единственный   у   нас  на борту за все время плавания, если не считать тех, кого мы возили на побережье между портами,— как ни стран­но,   оказался  знакомым  мне  еще  по  лучшим  временам. Я меньше всего ожидал подобной встречи на Калифор­нийском побережье. Речь идет о кембриджском профессо-   , ре Наттэле. Когда я уходил в плавание, он преспокойно оставался   на   своей   кафедре   ботаники   и   орнитологии Гарвардского университета, и вдруг я увидел его в Сан-Диего, на берегу моря; он разгуливал в матросской" курт­ке и широкополой соломенной шляпе, босиком, с закатанными до колен штанами. Он собирал камни и раковины. Оказалось, что профессор пересек континент по сухопутью, з потом на небольшом судне добрался до Монтерея, что в одном из портов подветренного побережья сюит судно, отправляющееся в Бостон. Погрузившись начала на «Пилигрим», он не торопясь посетил все, ка­кие было возможно, гавани и исследовал тамошние де-Рйчья, растения, почвы и прочее, а уж потом попал в Сан-Дчего на наш «Элерт». Второй помощник с «Пилигрима» рассказал мне, что они везли какого-то пожилого седовла­сого джентльмена, знавшего меня еще по колледжу, не смог припомнить его имени. Этот «старикашка» проводил все свое время на берегу, собирая цветы, ра-ксиины и прочий «хлам», для которого у него были дю-лт-:ы всяких ящичков и коробочек. Я перебрал поимен­но исех, кто только мог, как мне казалось, объявиться здесь, ,ч (чалкфорнии, но так и не догадался. Однако на следую-1И-11: день профессор сам подошел к нашей шлюпке; 141 был в том же одеянии, которое я уже описал, его карманы были набиты образцами, а в руках держал свои башмаки. Я сразу же узнал его, хотя вряд ли что-.шбо могло удивить меня более, чем эта встреча. Поскольку «качалось, что мы покинули Бостон почти одновременно, мам нечего было рассказать друг другу, а вследствие различия нашего положения на судне, я за все время обратного плавания почти не встречался с ним. Иногда и тихую ночь, когда я стоял за штурвалом, а помощник был мы баке, он подходил ко мне, и мы все-таки разговаривали, нарушая при этом правило, которое запрещает общение между пассажирами и командой. Я часто забавлялся, когда матросы, которые гадали, кто таков этот «старикашка», высказывали всяческие предположения. На «Пилигриме» мистера Наттэла окрестили «старым чудаком» за его страсть ко всяким диковинам и даже поговаривали, будто оп свихнулся, а родственники, мол, предоставили ему воз­можность развлекаться как вздумается. Зачем бы иначе богатый человек (а матросы считают богатым всякого, кто не зарабатывает себе на жизнь физическим трудом и носит галстук) оставил христианскую страну и отпра­вился в такое место, как Калифорния, собирать камни и раковины. Этот человек, конечно, был выше их пони­мания.