
Р.Г. Дана
Два года на палубе
|
Новое судно и новые люди
Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...
ПОГРУЗКА ПЕРЕД ОБРАТНЫМ РЕЙСОМ
Потом команда «Пилигрима» взлетела на реи отдавать брамсели и
бом-брамсели; оба капитана помахали друг другу рукой, и через десять минут мыс
закрыл от нас их паруса, все до последнего дюйма.
Несмотря на облегчение,
которое я испытал при виде уходящего брига (ибо я чувствовал себя
как человек, выпрыгнувший из готового захлопнуться капкана), я все-таки
испытывал сожаление от расставания со «стариком», на котором проплавал целый
год, к тому же первый в моей морской жизни. Ведь это судно стало моим домом,
когда я вступил в совершенно незнакомый мне мир; с этим судном
было связано столько знаменательных для меня : событий — на нем
я впервые покинул родину, впервые пересек экватор, обогнул мыс Горн,
побывал на Хуан-Фернандесе, увидел, что такое смерть в море и еще многое
другое, значительное и совсем обыденное. Но несмотря ' на все это и на
чувство жалости к моим старым товарищам, обреченным еще год мучиться в
Калифорнии, мысль о том, что у меня с этим краем покончено и всего через неделю
мы отправимся в обратный путь на родину, заставляла забыть все невзгоды.
Пятница, 6 мая. Знаменательная дата в нашем календаре — закончили
прием груза. Шестнадцать месяцев мы ждали той минуты, когда будет уложена в
трюм последняя шкура. И вот наконец люки задраены и наглухо покрыты брезентами,
баркас поднят и принайтовлен, палуба очищена. Старший помощник созвал команду
на шкафут и по его сигналу, когда он взмахнул над головой фуражкой, мы трижды
издали громкий радостный клич, исходящий из глубин наших сердец, который эхом
зазвенел по окрестным холмам и долинам. Через минуту послышался такой же
троекратный клич с «Калифорнии», где видели, как мы поднимаем баркас.
Еще неделя ушла на то,
чтобы пополнить запасы дров и воды и перевезти обратно на судно запасной
рангоут, паруса и прочее. Меня послали с партией индейцев заполнить водой
бочонки к источнику, находившемуся за три мили от нашей стоянки, почти в самом
городке. Там я прожил три дня, пока мы возили воду на волах к берегу, где
команда грузила бочонки в шлюпки. Запасшись водой, мы еще целый день занимались
подвязыванием парусов, так что к вечеру всё вплоть до лиселей и трюмселей было
приведено в полную готовность.
Незадолго до нашего
отплытия один из матросов с «Калифорнии» безуспешно пытался уговорить кого-нибудь
из наших поменяться с ним. Этот парнишка, несмотря на свои
пятнадцать-шестнадцать лет, успел отслужить учеником матроса на судне
«Ост-Индской компании», и необычная история его жизни вызвала у нас немало
толков и пересудов. Он был невысокого роста, стройный, хрупкого телосложения, с
правильными чертами лица какого-то очаровательного жемчужного оттенка, которое
красиво обрамляли вьющиеся черные волосы. Тонкие пальцы, тихий голос, мягкие
манеры, как, впрочем, и все остальное, говорили о том, что его родители были
из хорошего общества. В то же время нечто неуловимое в его поведении указывало
на недостатки умственного развития. Откуда это происходило, был ли это
врожденный порок, результат болезни или, может быть, тут сказались невзгоды
тяжелого плавания — не знаю. Судя по его собственным словам и прочим
фактам, можно было сказать, что он был сыном, возможно побочным,
какого-то богатого человека. Он рассказывал, что его родители разошлись:
по всей очевидности, отец обходился с ним весьма дурно. Несмотря на то что в
детстве о нем неплохо заботились, образованием мальчика пренебрегали, а когда
ему исполнилось двенадцать лет, его отдали на службу в «Ост-Индскую
компанию». Сам он рассказывал, что, не поладив с отцом, сбежал из дома и
поступил на ливерпульское судно «Риальто», направлявшееся в Бостон. Там
капитан Холмс старался найти для него судно, шедшее обратным рейсом, но в то
время не оказалось ни одного, отплывающего в Англию. Мальчик перебрался в
матросский бординг-хауз на Энн-стрит и несколько недель жил, продавая свои
вещи. В конце концов он попал в контору по найму, где набирали команду для
«Калифорнии». На вопрос мальчика, куда идет судно, вербовщик назвал
Калифорнию. Когда он спросил, не в Европе ли это, ему ответили нечто
невразумительное и посоветовали записаться в команду. Парень подписал договор,
получил деньги вперед, купил себе кое-какую одежду, а остальное тут
же истратил, В день отхода он узнал, что судно идет вовсе не в Европу, а на
северо-западное побережье Америки, где пробудет два или три года.
Испугавшись, он воспользовался суматохой на судне, сбежал с него и до полудня
бродил по улицам отдаленной части города. Денег у него не было, вся одежда и
прочие пожитки остались в сундучке на «Калифорнии».
|