Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

ПОГРУЗКА ПЕРЕД ОБРАТНЫМ РЕЙСОМ

«Калифорния»   окончила   разгрузку   и   должна   была сняться одновременно с нами. После того как мы продраи­ли палубу и позавтракали, оба судна, стоявшие борт о борт, были приведены в полную готовность. Их высокие мачты отражались  в   зеркальной   поверхности   бухты,   не   нару­шаемой ни малейшей рябью.  Флаги как тряпки свисали с   гафелей.    Наконец   слабый   ветерок   подернул   рябью воду, а к одиннадцати часам установился свежий норд-вест. Вызывать команду наверх не было надобности — с утра все и так слонялись по баку, ожидая хоть какого-нибудь ветра. Мы то и дело поглядывали на капитана, который мерил  ют   шагами,   изредка  посматривая   в   наветренную сторону. Вот он сделал знак рукой старшему помощнику. и тот неторопливо пошел на полубак,  устроился  между недгедсами, посмотрел в небо и скомандовал: «Все наверх паруса ставить!» Не успел он выговорить последнее слово, как мы были уже на вантах. Никогда еще со дня отплытия

от Бостона сезни не отдавались с такой быстротой.

-           На фоке готово, сэр!

—        Грот готов!

-- Бизань готова, сэр! - Все вниз, по одному остаться на реях!

Приблизительно через полчаса, когда наступила полная вода,  снова  раздалась команда:  «На  шпиль!» — и якорь был опять взят на кат. Но теперь уже никто не пел и ни сло­вом не обмолвился о «последнем разе». Видя наши странные. маневры,   «Калифорния»   возвратилась  и  легла   в  дрейф у мыса, ожидая нас.  На этот раз мы благополучно ми­новали бар и вскоре подошли к «Калифорнии», которая, по всей очевидности, хотела состязаться с нами в скорости хода. Наш капитан принял вызов, хотя мы сидели в воде по вант-путенсы и даже глубже, словно баржа с песком, так что гонка была для нас таким же подходящим заня­тием, как бег для человека в кандалах. За мысом ветер посвежел, так что стали гнуться наши бом-брам-стеньги, однако мы не убирали верхние паруса до тех пор, пока не заметили, как на «Калифорнии» трое парней побежали по вантам; тогда и у нас убрали бом-брамсели, но матро­сам было приказано оставаться на марсах, чтобы по первой команде снова поставить эти паруса. Я работал на фор-бом-брамселе,  и  с  моего  высокого  поста  мне   казалось, что оба судна состоят только из рангоута и парусов, и вся их громада лишь чудом удерживается на узкой  палубе. «Калифорния» шла наветреннее и имела все преимущест­ва, однако, пока ветер сохранял свою силу, мы  не усту­пали. Когда же стало стихать, наш соперник начал мало-помалу выходить вперед,  и капитан приказал  поставить бом-брамсели. В мгновение сезни были отданы и паруса поставлены.   Это   позволило   нам   наверстать   упущенное. Как только мы расстались с «Калифорнией», команду послали наверх ставить лисели: выстреливались лисель-спирты, проводились галсы и фалы и на мачты громозди­ли один парус за другим, пока не была поставлена вся имевшаяся у нас парусина' до последнего квадратного .иойча, дабы не упустить ни малейшего дуновения ветра. Только теперь мы вполне почувствовали, насколько судно обременено своим грузом,— на полном бакштаге под всеми мыслимыми парусами из него нельзя было выжать больше шести узлов. Для проверки несколько раз бросали лаг. но «Элерт» шел на пределе своих возможностей. Нас обуревало нетерпение, однако старые матросы гово­рили: «Погодите, через недельку-другую оно разбежится и подойдет к Горну, как скаковая лошадь».

Вместе с четырьмя парнями в кормовом кубрике, парусным мастером, плотником, коком и стюар­дом это составляло всю нашу команду. В довершение всего не прошло и четырех дней после выхода в море, как нашего парусного мастера, самого старшего и опыт­ного из матросов, разбил паралич, так что он вышел из строя до конца рейса. Непрестанное перетаскивание шкур при любой погоде по пояс, а то и выше, в воде и мно­гие другие невзгоды теперь валили с ног даже людей более молодых. Кроме этих двоих из нашей команды, не выдержали тяжелой работы второй помощник на «Ка­лифорнии» и плотник с «Пилигрима». Последний скончался позднее в Санта-Барбаре. А Генри Меллуса, молодого пар­ня, отправившегося вместе со мной из Бостона на «Пи­лигриме», пришлось отстранить от палубных работ и сде­лать писарем из-за ревматизма, поразившего его вскоре после прихода на побережье. Потеряв парусного мастера, наша вахта сократилась до пяти человек, из которых двое были юнгами и могли стоять на руле только в хоро­шую погоду, так что нам приходилось проводить за штур­валом по четыре часа в сутки. У другой вахты осталось четверо рулевых.