Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

НОВОЕ СУДНО И НОВЫЕ ЛЮДИ

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь, но все-таки я увидел многое, что отличалось от обычаев брига «Пилигрим». После того как команду поднимают на рассве­те, дается  три с  половиной  минуты,  чтобы люди могли одеться  и  выбежать  на  палубу,   а  если   кто-нибудь  за­мешкается,   старший  помощник,   чей   зычный   голос   уже. раздается по всему судну, тут же подгоняет его.  Затем' вооружают баковую помпу и под надзором второго и третье­го   помощников   скатывают   палубу.   Старший   помощник в это время расхаживает по юту и следит за общим по­рядком,   хотя   сам   не   притрагивается   ни   к   ведру,   ни к швабре. Повсюду, внутри и снаружи, от носа до кормы, на верхней палубе и между палубами все моется и драется, включая фальшборт и ватервейсы. Палубу скатывают за­бортной водой, посыпают песком и скоблят песчаником — большим куском мягкого камня с гладким низом, с обеих сторон  к  которому  прикреплены длинные концы,  чтобы матросы могли волочить его взад-вперед по мокрой палубе. Камни меньшего размера, так называемые «молитвенни­ки», предназначаются для выскребания вручную в закоулках и узких местах, где большой камень не протащить.  Нас держали на этой работе час или два, после чего ставили людей  к  помпе,   чтобы   скатить  палубу  и  борта.   После этого наступает черед швабрить и лопатить палубу. Осушив палубу, мы все расходимся по своим обычным утренним работам.   На   судне   было   пять   гребных   судов:   баркас, восьмерка, четырехвесельный ял, кормовая шлюпка и ка­питанский вельбот, и у каждого имелся свой старшина, который заботился о нем и был ответственным за исправ­ность и  чистоту.  Все  остальные работы  по  чистке распределялись между матросами: бронзовые и латунные части шпиля, судовой колокол,  который тоже  был  из бронзы, полагалось  начищать,  как  золотую  пуговицу,  расходный бачок, леерные стойки и прочее. Все эти работы надо было закончить до завтрака, а те, кто ими не занимался, на­полняли  пресной   водой   бачок.   Кок   чистил   деревянные бадейки, из которых едят матросы, надраивая их медные обручи, после чего ставил их около камбуза в ожидании осмотра.   Когда  палуба  протерта  досуха,   на  юте  появ­ляется само верховное божество, и сразу же бьют восемь склянок, что служит сигналом к завтраку. На еду отво­дится полчаса, и вслед за тем вся команда продолжает работы.  Котлы,  кружки,  хлебные мешки и  прочее  уби­раются   на   место.   Этим   утром   начались   приготовления к  выходу  в  море.   Мы  потравили   один   якорный   канат, выбрали другой и снова выбрали первый канат почти до панера. Это было проделано быстрее, чем у нас на бриге, хотя все здесь было почти вдвое больше и тяжелее, так что кат-блок, например, с трудом мог поднять один человек, а якорный канат был втрое толще, зато, благодаря про­сторной палубе, работать было легче, особенно при хорошо налаженной дисциплине и порядке,  большем  количестве матросов. К тому же каждый здесь стремился исправно выполнять свое дело. Как только канат выбрали до панера, стоявший на полубаке старший помощник подал команду ставить паруса,  и в мгновение ока все  были на вантах и  уже   расходились   по   реям,   стараясь   перегнать   друг друга. Самые ловкие отдают исковые и крестовые сезни, и после этого на реях остается только по одному человеку, а остальные спускаются вниз и разбирают шкоты и фалы.

На фоке все готово? На бизани? — кричит старший помощник, опрашивая всех по порядку.

Готово, сэр! — несется в ответ, и тотчас следует команда ставить паруса.

В единое мгновение судно, на котором торчали только голые мачты и реи, все оделось парусами от топов бом-брам-стеньг до самой палубы. Теперь все спускаются вниз, и лишь на каждом марсе остается по человеку, чтобы раздергивать снасти. Сразу же ставят марсели и выбирают шкоты; все три рея одновременно поднимаются к топам, вахта левого борта работает на фоке, правого — на гроте, а пятеро из той и другой (я был в их числе) — на бизани. Затем брасопят реи, закладывают кат-блок, вся команда, включая  и  кока,  наваливается  на  шпиль,  и  с  хоровым  пением шанти «Пошел, ребята, веселее!» поднимают якорь до места. Судно уже взяло ход, и один за другим ставятся верхние паруса. Мы еще не прошли песчаный мыс, а несем      уже всю парусину. Фор-бом-брамсель, который пришелся на мою долю,  по размерам был вдвое больше, чем  на «Пилигриме», и, хотя на бриге я легко управлялся с ним, здесь моих рук едва хватало, тем более что леера на реях отсутствовали, дабы не портить вида, и бедному матросу оставалось   держаться   только   за   воздух   «собственными бровями».