
Р.Г. Дана
Два года на палубе
|
Новое судно и новые люди
Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...
НОВОЕ СУДНО И НОВЫЕ
ЛЮДИ
Как только мы оставили
позади мыс, скомандовали: «Подвахта вниз!» Мне
объяснили, что после прихода в калифорнийские воды у них всегда
работали в две вахты, да и вообще все свидетельствовало о
том, что строжайшая дисциплина и требовательность отнюдь не помеха для
хорошего обращения с матросами. Каждый понимал, что должен вести себя как
подобает мужчине и исполнять свой долг. Все это было совсем не похоже на
тот ? непосильный труд, которым занималась малочисленная и вечно
недовольная, ропчущая команда «Пилигрима».
Была наша очередь идти
вниз, и матросы принялись за свои обычные занятия — починку одежды и прочие мелочи.
Зато я, благодаря приведенному еще в Сан-Диего ' в полный порядок
гардеробу, мог наслаждаться чтением. Я буквально перерыл все
матросские сундучки, но не > нашел ничего подходящего,
когда один из матросов заявил, будто у него есть книга, в которой «описано про
знаменитого разбойника». Он полез на самое дно своего сундука и, к моему
удивлению и радости, вытащил не что иное, как бульверовского «Пола
Клиффорда». Я тут же схватил книгу, забрался в свою койку-гамак и, мерно
раскачиваясь, читал до конца подвахты. Чистота в твиндеке, открытые люки,
через которые вливается прохладный бриз, плавный бег судна — все располагало к
покою. Я едва углубился в повествование, как пробило восемь склянок, и нас вызвали
обедать. После обеда надо было стоять вахту, а в четыре я снова
спустился вниз и читал до наступления «собаки» (полувахты). Так как после
восьми не разрешалось зажигать огня, читать по ночам не удавалось. Из-за
слабых ветров переход занял у нас целых три дня, и в светлое время суток все
свободное время между вахтами я проводил тем же образом, пока не закончил
книгу.
Никогда не забуду того
удовольствия, которое она доставила мне. Наткнуться на что-нибудь стоящее, хоть
в какой-то степени обладающее литературными достоинствами было для меня
настоящим праздником. Отменный стиль автора, сменяющие друг друга блестяще
написанные сцены, живость и характерность зарисовок — все приводило меня в
восторг. Это было даже слишком хорошо для простого матроса. Я не мог надеяться,
чтобы столь приятное времяпрЬвождение могло продолжаться и в будущем.
Поднимаясь на палубу, я
видел вокруг обычную судовую жизнь. В твиндеках работали плотник и парусный
мастер, матросы выполняли такелажные работы, свивали шки-мушгар и занимались
всеми прочими делами, как на любом другом торговом судне. Ночные вахты были
много приятнее, чем на «Пилигриме». Там, из-за малочисленности команды, один
стоял на руле, а другой был впередсмотрящим, и это не оставляло возможности
для разговоров. Зато здесь на вахту заступали сразу семь человек, и у нас не
утихала матросская «травля». После двух-трех таких ночных вахт я близко
познакомился со своими товарищами. Старшим по нашей вахте был парусный мастер,
считавшийся самым опытным моряком на судне. Он являл собой законченный тип
военного моряка и провел в море двадцать два года. Плавал он буквально на всем:
на военных кораблях и каперах, «купцах» и невольничьих судах, исключая разве
что китобои, к которым истинные моряки относятся свысока, стараясь держаться от
них подальше. Конечно же, он побывал почти во всех частях света, и никто не мог
«травить» лучше и дольше его. Его рассказ частенько продолжался всю вахту, и
тогда уже никто не клевал носом. Порой его повествование отличалось совершенной
фантастичностью сюжета, но рассказчик никогда и не рассчитывал на то, чтобы ему
поверили, и сочинял свои истории просто ради собственного и нашего развлечения.
Изрядное чувство юмора и неисчерпаемый запас военно-морского жаргона, обильно
сдобренного прочими крепкими флотскими словечками, делали свое дело. Вслед за
ним по летам, опытности и, конечно, своему положению среди матросов вахты шел
один англичанин по имени Гаррис, о котором есть что рассказать, но я сделаю это
в дальнейшем. После него — двое или трое американцев, плававших на европейских
и южноамериканских линиях, и один «фонтанщик». Этот, как полагается, держал
монополию по части всяких историй и случаев, связанных с китами. Последним в
этом списке был широкоплечий туповатый парень родом с Кейп-Кода, плававший
раньше только на рыболовных шхунах и впервые попавший на большое судно с прямым
парусным вооружением. Разумеется, все звали его «черпальщиком». В другой вахте
было почти столько же людей, сколько и в нашей. Старшим у них считался высокий
красавец француз с угольно-черными бакенбардами и вьющимися волосами. Звали его
Джон (ведь для матроса достаточно одного имени).
|