Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

НОВОЕ СУДНО И НОВЫЕ ЛЮДИ

При постановке на якорь, так же как и во время лавировки, все люди у нас стояли по местам и исполняли свои обязанности. Верхние паруса были взяты на гордени и ги­товы и скатаны, нижние тоже взяты на гитовы, кливера убраны. Потом марсели взяли на бык-гордени и отдали якорь. Как только якорь забрал, вся команда бросилась на реи убирать марсели, а убрать паруса в лучшем виде на этом судне, как я вскоре заметил, почиталось первейшим делом. Ведь каждому моряку известно, что о судне во многом судят по тому, как там справляются с парусами. Третий помощник, парусный мастер и вся вахта левого борта работали на фор-марса-рее; второй помощник, плот­ник и вахта правого борта — на гроте. 51 же вместе с англи­чанином и обоими бостонскими парнями убирал крюйсель. Этот парус предоставлен в наше полное распоряжение, и никому не позволялось подниматься на наш рей. Старший помощник удостоил нас особенной чести — он заставлял нас убирать крюйсель по три-четыре раза кряду, пока мы не научились скатывать пузо паруса в иде­альный конус без единой морщинки. После того как все паруса взяты на бык-гордени, закладываются хват-тали и окончательно выбирается слабина снастей, Старший по­мощник успевает повсюду: заняв позицию нЭ самом носу между недгедсами, он смотрит, как «доводят до места» фок, потом вскакивает на шпиль и наблюдает за гро­том; затем бежит к грот-мачте и оттуда следит за бизанью. И если что-нибудь идет не так — то ли слишком неакку­ратно закатали парус с одного нока, то ли не добрали до места углы или, наоборот, выбрали гитовы чрез­мерно туго,— все повторяется сначала.

С того момента, когда отдан якорь, капитан уже не следит за работой матросов — главным лицом на судне становится старший помощник. Голосом, подобным рыку молодого льва, он выкрикивает команды, заставляя людей чуть ли не летать по воздуху. На «Элерте» старший по­мощник являл собой полную противоположность флег­матичному коллеге  с  «Пилигрима»  и  хотя  как человек,  пожалуй, не мог претендовать на большее уважение матро­сов, но как распорядитель работ был несравненно выше его. И полная перемена в поведении капитана Томпсона после того, как он принял судно, несомненно, объясня­лась именно этим обстоятельством. Если у старшего помощника недостает характера, дисциплина в команде рас­шатывается, все делается не так, и капитан начинает вмешиваться в его дела. Тогда отношения между ними портятся, команда старается воспользоваться этим, и в результате все недовольны. Однако мистер Браун (старший помощник на «Элерте») не нуждался в советах, успевал всюду и его, скорее, надо было удерживать от актов превышения власти, чем побуждать к более энергичным действиям. Теперь капитан Томпсон давал указания своему старшему помощнику, оставшись с ним с глазу на глаз, и его персона редко появлялась на палубе, за исклю­чением тех случаев, когда приходилось становиться на якорь или сниматься с якоря, ложиться на другой галс, брать рифы на марселях и вообще выполнять авральные работы. Так оно и должно быть на любом судне, и пока этот порядок не нарушается и на юте доброе согласие, все идет хорошо.

После уборки парусов положено спускать бом-брам-реи. Англичанин и я опускали грот-бом-брам-рей, который был больше грот-брам-рея на «Пилигриме». Два других матроса работали на фоке, а на бизани — один юнга. В кали­форнийских водах мы неизменно придерживались такого порядка и при входе и выходе из порта всегда спускали и поднимали бом-брам-реи. Как только эти реи сняты и опу­щены, грот-бом-брам-рей укладывается по правому, а фор-и крюйс-бом-брам-реи — по левому борту. После того как все приведено в должное состояние, сразу закладывают тали и спускают на воду баркас и восьмерку. Затем вываливают за борт выстрелы и под ними ставят на бакштовах шлюпки, как это положено делать в гавани. После завтрака с люков сняли крышки, и мы приго­товились принимать шкуры с «Пилигрима». Шлюпки сно­вали между судами весь день, пока шкуры не были пол­ностью перевезены. В нашем трюме они не производили сколько-нибудь внушительного впечатления, хотя «Пи­лигрим» под их тяжестью сидел в воде чрезмерно глубоко. Перегрузка шкур решала вопрос о дальнейшей судь­бе обоих судов, что было у нас в продолжение некоторого времени  предметом  всяческих  домыслов.   На  следующее утро «Пилигрим» должен был сняться на Сан-Франциско. После того как мы кончили работу и до наступления ночи очистили палубу, ко мне пришел мой приятель Стимсон и   провел   со   мной   час   в   нашем   твиндеке.   На   «Пи­лигриме» все завидовали тому, что я попал на это судно, и, по всей видимости, считали, что я сумел раньше них «вый­ти   на   ветер»   и   теперь   первым   вернусь   домой.   Стим­сон также твердо решил перейти на «Элерт», он был готов умолять   капитана   и   даже   заплатить   за   место,   поме­нявшись с каким-нибудь матросом.