
Р.Г. Дана
Два года на палубе
|
Новое судно и новые люди
Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...
НОВОЕ СУДНО И НОВЫЕ
ЛЮДИ
При постановке на якорь, так же как и во время лавировки, все люди у нас
стояли по местам и исполняли свои обязанности. Верхние паруса были взяты на
гордени и гитовы и скатаны, нижние тоже взяты на гитовы, кливера убраны. Потом
марсели взяли на бык-гордени и отдали якорь. Как только якорь забрал, вся
команда бросилась на реи убирать марсели, а убрать паруса в лучшем виде на этом
судне, как я вскоре заметил, почиталось первейшим делом. Ведь каждому моряку
известно, что о судне во многом судят по тому, как там справляются с парусами.
Третий помощник, парусный мастер и вся вахта левого борта работали на
фор-марса-рее; второй помощник, плотник и вахта правого борта — на гроте. 51
же вместе с англичанином и обоими бостонскими парнями убирал крюйсель. Этот
парус предоставлен в наше полное распоряжение, и никому не позволялось
подниматься на наш рей. Старший помощник удостоил нас особенной чести — он
заставлял нас убирать крюйсель по три-четыре раза кряду, пока мы не научились
скатывать пузо паруса в идеальный конус без единой морщинки. После того как
все паруса взяты на бык-гордени, закладываются хват-тали и окончательно
выбирается слабина снастей, Старший помощник успевает повсюду: заняв позицию
нЭ самом носу между недгедсами, он смотрит, как «доводят до места» фок, потом
вскакивает на шпиль и наблюдает за гротом; затем бежит к грот-мачте и оттуда
следит за бизанью. И если что-нибудь идет не так — то ли слишком неаккуратно
закатали парус с одного нока, то ли не добрали до места углы или, наоборот,
выбрали гитовы чрезмерно туго,— все повторяется сначала.
С того момента, когда
отдан якорь, капитан уже не следит за работой матросов — главным лицом на судне
становится старший помощник. Голосом, подобным рыку молодого льва, он
выкрикивает команды, заставляя людей чуть ли не летать по воздуху. На «Элерте»
старший помощник являл собой полную противоположность флегматичному коллеге
с «Пилигрима» и хотя как человек, пожалуй, не мог претендовать на большее
уважение матросов, но как распорядитель работ был несравненно выше его. И
полная перемена в поведении капитана Томпсона после того, как он принял судно,
несомненно, объяснялась именно этим обстоятельством. Если у старшего помощника
недостает характера, дисциплина в команде расшатывается, все делается не так,
и капитан начинает вмешиваться в его дела. Тогда отношения между ними портятся,
команда старается воспользоваться этим, и в результате все недовольны. Однако
мистер Браун (старший помощник на «Элерте») не нуждался в советах, успевал
всюду и его, скорее, надо было удерживать от актов превышения власти, чем побуждать
к более энергичным действиям. Теперь капитан Томпсон давал указания своему
старшему помощнику, оставшись с ним с глазу на глаз, и его персона редко
появлялась на палубе, за исключением тех случаев, когда приходилось
становиться на якорь или сниматься с якоря, ложиться на другой галс, брать рифы
на марселях и вообще выполнять авральные работы. Так оно и должно быть на любом
судне, и пока этот порядок не нарушается и на юте доброе согласие, все идет
хорошо.
После уборки парусов
положено спускать бом-брам-реи. Англичанин и я опускали грот-бом-брам-рей,
который был больше грот-брам-рея на «Пилигриме». Два других матроса работали на
фоке, а на бизани — один юнга. В калифорнийских водах мы неизменно
придерживались такого порядка и при входе и выходе из порта всегда спускали и
поднимали бом-брам-реи. Как только эти реи сняты и опущены, грот-бом-брам-рей
укладывается по правому, а фор-и крюйс-бом-брам-реи — по левому борту. После
того как все приведено в должное состояние, сразу закладывают тали и спускают на
воду баркас и восьмерку. Затем вываливают за борт выстрелы и под ними ставят на
бакштовах шлюпки, как это положено делать в гавани. После завтрака с люков
сняли крышки, и мы приготовились принимать шкуры с «Пилигрима». Шлюпки сновали
между судами весь день, пока шкуры не были полностью перевезены. В нашем трюме
они не производили сколько-нибудь внушительного впечатления, хотя «Пилигрим»
под их тяжестью сидел в воде чрезмерно глубоко. Перегрузка шкур решала вопрос о
дальнейшей судьбе обоих судов, что было у нас в продолжение некоторого времени
предметом всяческих домыслов. На следующее утро «Пилигрим» должен был
сняться на Сан-Франциско. После того как мы кончили работу и до наступления
ночи очистили палубу, ко мне пришел мой приятель Стимсон и провел со
мной час в нашем твиндеке. На «Пилигриме» все завидовали тому, что
я попал на это судно, и, по всей видимости, считали, что я сумел раньше них
«выйти на ветер» и теперь первым вернусь домой. Стимсон также
твердо решил перейти на «Элерт», он был готов умолять капитана и даже
заплатить за место, поменявшись с каким-нибудь матросом.
|