Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

СЛУХИ О ВОЙНЕ

Обычно, когда видишь с наветра облака, то чувствуешь, откуда налетает ветер; теперь же казалось, буд­то он возникает из сказочного ниоткуда. Никто, глядя на не­бо, не смог бы поверить, что это не тихая летняя ночь. Один за другим были взяты рифы на марселях, и не успели мы их подтянуть, как раздался короткий, резкий хлопок, подобный не слишком сильному удару грома — это сорвало с ликтроса кливер и тут же разорвало на мелкие куски. Мы закончили с марселями, собрали остатки кливе­ра и поставили на его место фор-стеньги-стаксель, как вдруг прорвало огромный грот, и парус распоролся сверху донизу, от верхней шкаторины до нижней. «Быстро, грот убирать, пока его не разнесло черту на перья!» — закричал капитан. В одно мгновение мы были на мачте, обматывая изодранные полотнища вокруг рея и обвязывая их сезнями так туго, как только это было возможно. Но едва мы спусти­лись на палубу, по всему судну раздался громкий треск, и дважды зарифленный фор-марсель разъехался на две части ниже риф-банта от одного нок-бензеля до другого. И опять все сызнова — спускаем рей, закладываем риф-тали и расходимся по рею брать рифы. Потом, набивая тали до отказа, захватываем нижний риф-бант у других бензелей и, аккуратно завязывая узлы у сезней, в конце концов успешно справляемся с постановкой глухо зарифленного паруса.

Едва мы скойлали снасти и ждали уже команды «Под­вахтенные вниз!», когда грот-бом-брамсель вырвало из сез­ней, сдуло под ветер, и он заполоскал с такой силой, что мачту затрясло, словно прут. Кому-то надо было действо­вать: то ли убрать бом-брамсель, то ли срезать его, иначе мачта неизбежно переломилась бы. Один за другим людей из вахты правого борта посылали наверх, но те ничего не могли сделать. Тогда долговязый Джон-француз, старший вахты правого борта (и лучший матрос, когда-либо вступав­ший на палубу судна), взбежал наверх и с помощью своих длинных рук и ног сумел все-таки после жестокого едино­борства с неистово бьющимся у нока парусом (к тому же над его головой буквально развевался на ветру топсель) усми­рить его и принайтовать длинным плетеным сезнем.  Ра­за два его  едва  не  стряхнуло вниз, но  он  был  настоя­щим матросом, каждый палец у него не уступал по цепкости рыболовному крюку. Плотно обвязав парус, он приготовил рей к спуску, что оказалось долгим и трудным делом — ему приходилось прерываться и по нескольку минут удерживать его что есть мочи, ибо судно закренивало и бросало так, что временами на этой высоте нельзя было пошевелить даже пальцем. Наконец рей благополучно спустили вниз, а потом то же самое проделали с фок- и крюйс-бом-брам-реями. Затем всех снова  отправили  наверх,  и час  или два  мы работали, не разгибая спин, закрепляли по-штормовому весь рангоут, снимали лисельный, бом-брамсельный и топсель-ный  такелаж,  раскрепляли реи,  обтягивали  наветренные бакштаги и производили прочие приготовления к жестокому шторму.   Ночь  стояла   прекрасная — в   меру   прохладная для спорой работы и светлая словно день. Стоило увидеть шторм в такую погоду. Но дуло уже с ураганной силой. Казалось, ветер вот-вот сдерет нас с реев. Мне еще не приходилось испытывать такого яростного напора стихии, и все же самое худшее для матроса во время шторма — это темень и соленый душ.

Спустившись на палубу, мы огляделись, чтобы разоб­раться, который час и кому стоять вахту. Рулевой пробил четыре склянки, и мы выяснили, что вахта правого бор­та закончилась, а нам осталось стоять еще полвахты. Соот­ветственно вахта правого борта спустилась вниз и оставила нам судно на следующие два часа, однако получив указа­ния быть наготове к вызову наверх.

Только они ушли, как тут же сорвало и изодрало в полос­ки фор-стеньги-стаксель. Этот парус невелик, и можно бы­ло управиться с ним собственными силами, не вызывая подвахтенных. Мы забрались на бушприт, где море то и де­ло нас накрывало с головой, собрали остатки парусины и, поскольку  судно  должно   нести  хоть  какие-то   передние чаруса, принялись готовить другой стаксель. Мы достали новый парус, завели фалы, шкоты и галсы, а также раксы, затем стали на фал и, отдав найтовы, начали поднимать. Но прежде чем удалось поднять его до середины штага, он разлетелся в куски, и, когда мы свертывали фалы, на них не оставалось ничего, кроме ликтроса. Тем временем на фор-марселе стали появляться широкие прорехи, и, видя, что грозит парусу, старший помощник отправил нас на рей убрать его. Он не хотел вызывать для этого подвахтенных, которые и так провели на палубе всю ночь, и приказал раз­будить плотника, парусного мастера, кока и стюарда. С их помощью после получасовой борьбы мы совладали с пару­сом и сумели закатать его. Вот теперь-то ветер по-настояще­му подул с ураганной  силой.