
Р.Г. Дана
Два года на палубе
|
Новое судно и новые люди
Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...
УРА, РОДНАЯ ЗЕМЛЯ!
Мы шли теперь в пределах
видимости телеграфных станций, и на фок-мачте были подняты сигнальные флаги —
наши позывные, так что через полчаса судовладельцы у себя на бирже или в
конторе уже знали о приходе своего судна, а хозяева бординг-хаузов, спекулянты
и прочие «акулы» с Энн-стрит почуяли поживу — ведь пришел «горновский» корабль,
и его команда получит расчет сразу за два года.
Ветер продолжал оставаться
довольно слабым, и нас всех отправили на мачты снимать чефинги*. Баттенсы,
оплетки, маты, кожи и всякого рода клетневина полетели вниз, оставив такелаж
чистым и аккуратным. И наконец все завершилось покраской трюм-стеньг. Меня
послали на фок с ведерком белил и кистью, и я обработал стеньгу от клотика до
огонов бом-брамсельного такелажа. К полудню мы совсем заштилели у
«внутреннего» маяка. С Хин-гэма доносилась пушечная пальба, как объяснил нам
лоцман,— по случаю происходившего там смотра. Судя по всему, у нас было мало
надежды стать на якорь до наступления ночи. Около двух часов от веста слегка
задуло, и мы двинулись в лавировку против ветра. Одновременно с нами в том же
направлении шел какой-то бриг, и мы попеременно расходились с ним на встречных
галсах. От двух до четырех как раз подошла моя очередь заступить на руль, и так
я отстоял свою последнюю вахту у штурвала; в общей же сложности мне пришлось
управлять нашими двумя судами почти тысячу часов. Начавшийся тем временем
отлив замедлил наше продвижение, и вся вторая половина дня ушла на то, чтобы
выйти на траверз «внутреннего» маяка. Мы видели несколько судов, выходивших из
порта, и среди них большой красавец корабль с выровненными реями. Он пронесся
мимо нас с попутным ветром, как скаковая лошадь, и матросы на его реях проворно
выстреливали лисель-спирты. К закату ветер стал порывистым и временами крепчал
так, что лоцман велел убрать бом-брамсели, но тут же стихло и, желая привести
нас в порт до усиления отливного течения, он был вынужден снова поставить их.
Чтобы постоянно не гонять людей вверх-вниз по вантам, на каждом
марсе оставили по человеку, чтобы отдавать или убирать парус по команде. Я занял
свое место на фок-мачте, и пока мы шли между Рейнсфорд-Айлендом и крепостью,
раз пять ставил бом-брамсель. На одном из галсов мы настолько приблизились к
берегу, что казалось, будто строения рейнсфорд-айлен-дского госпиталя, его
красивые гравийные дорожки и зеленые лужайки лежали под ноками наших
реев. Проход здесь так узок, что наш бом-утлегарь проплыл над самыми
стенами внешних укреплений острова Джордж; одновременно мы имели
возможность удостовериться в господствующем положении фортов: «Элерт» три или
четыре раза поворачивался к ним бортом, так что хватило бы одной пушки,
чтобы разнести нас на куски.
Все мы жаждали войти в
гавань еще до темноты и сегодня же перебраться на берег, однако отлив все
сильнее препятствовал нам, почти не давая возможности двигаться вперед. Лоцман
приказал взять якорь на кат и, сделав два длинных галса в бейдевинд, благодаря
чему мы оказались на рейде с подветренной стороны крепости, взял марсели на
гитовы и отдал якорь, который впервые после отплытия из Сан-Диего — то есть
через сто тридцать пять дней — коснулся грунта. А через полчаса мы уже стояли в
бостонской гавани с аккуратно скатанными парусами. Наше долгое
плавание завершилось. Нас окружала знакомая картина. Город окутался
темнотой, и в окнах засветились огни. В девять часов послышался
знакомый перезвон колоколов.
Едва мы кончили скатывать
паруса, как очаровательная прогулочная яхта подошла к нашему борту, и младший
партнер фирмы, владевшей «Элертом», мистер Хупер, прыгнул на борт. Я был в это
время на крюйс-марса-рее и сразу узнал его. Он подал капитану руку и спустился
в каюту, а через несколько минут вышел опять на палубу и спросил у старшего
помощника обо мне. Последний раз, когда мы виделись с ним, я был в костюме
гарвардского студента, и теперь он не мог скрыть своего удивления при виде
спустившегося с мачты загрубевшего парня в парусиновых штанах и
красной рубахе, с длинными волосами и лицом, темным, как у индейца. Мы пожали
друг другу руки, после чего мистер Хупер поздравил меня с возвращением и
отменно здоровым видом. Он тут же присовокупил, что все мои друзья тоже в
добром здравии, ибо всего несколько дней назад он разговаривал с кем-то из
нашего семейства. Я от души поблагодарил его за эти известия, тем более что я
сам не решился бы спросить об зтом.
Капитан отправился в город
на яхте вместе с мистером Хупером и оставил нас еще на одну ночь на судне. Подходить
к причалу мы должны были с утренним приливом с лоцманом на борту.
|