Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

УРА, РОДНАЯ ЗЕМЛЯ!

Мы шли теперь в пределах видимости телеграфных станций, и на фок-мачте были подняты сигнальные фла­ги — наши позывные, так что через полчаса судовла­дельцы у себя на бирже или в конторе уже знали о при­ходе своего судна, а хозяева бординг-хаузов, спекулянты и прочие «акулы» с Энн-стрит почуяли поживу — ведь пришел «горновский» корабль, и его команда получит расчет сразу за два года.

Ветер продолжал оставаться довольно слабым, и нас всех отправили на мачты снимать чефинги*. Баттенсы, оплетки, маты, кожи и всякого рода клетневина полетели вниз, оставив такелаж чистым и аккуратным. И наконец все завершилось покраской трюм-стеньг. Меня послали на фок с ведерком белил и кистью, и я обработал стеньгу от клотика до огонов бом-брамсельного такелажа. К по­лудню мы совсем заштилели у «внутреннего» маяка. С Хин-гэма доносилась пушечная пальба, как объяснил нам лоц­ман,— по случаю происходившего там смотра. Судя по всему, у нас было мало надежды стать на якорь до наступ­ления ночи. Около двух часов от веста слегка задуло, и мы двинулись в лавировку против ветра. Одновременно с нами в том же направлении шел какой-то бриг, и мы попе­ременно расходились с ним на встречных галсах. От двух до четырех как раз подошла моя очередь заступить на руль, и так я отстоял свою последнюю вахту у штурвала; в общей же сложности мне пришлось управлять нашими двумя судами почти тысячу часов. Начавшийся тем време­нем отлив замедлил наше продвижение, и вся вторая половина дня ушла на то, чтобы выйти на траверз «внутрен­него» маяка. Мы видели несколько судов, выходивших из порта, и среди них большой красавец корабль с вы­ровненными реями. Он пронесся мимо нас с попутным ветром, как скаковая лошадь, и матросы на его реях про­ворно выстреливали лисель-спирты. К закату ветер стал порывистым и временами крепчал так, что лоцман велел убрать бом-брамсели, но тут же стихло и, желая привести нас в порт до усиления отливного течения, он был вынужден снова поставить их.   Чтобы постоянно  не  гонять людей вверх-вниз   по   вантам,   на   каждом   марсе   оставили  по человеку, чтобы отдавать или убирать парус по команде. Я занял свое место на фок-мачте, и пока мы шли между Рейнсфорд-Айлендом и крепостью, раз пять ставил бом-брамсель. На одном из галсов мы настолько приблизились к берегу, что казалось, будто строения рейнсфорд-айлен-дского госпиталя, его красивые гравийные дорожки и зеле­ные  лужайки  лежали  под  ноками  наших  реев.   Проход здесь так узок, что наш бом-утлегарь проплыл над самыми стенами   внешних   укреплений   острова   Джордж;   одно­временно мы  имели возможность удостовериться в  гос­подствующем положении фортов: «Элерт» три или четыре раза поворачивался к ним  бортом,  так  что  хватило бы одной пушки, чтобы разнести нас на куски.

Все мы жаждали войти в гавань еще до темноты и се­годня же перебраться на берег, однако отлив все сильнее препятствовал нам, почти не давая возможности двигаться вперед. Лоцман приказал взять якорь на кат и, сделав два длинных галса в бейдевинд, благодаря чему мы оказались на рейде с подветренной стороны крепости, взял марсели на гитовы и отдал якорь, который впервые после отплытия из Сан-Диего — то есть через сто тридцать пять дней — коснулся грунта. А через полчаса мы уже стояли в бостон­ской  гавани   с   аккуратно   скатанными   парусами.   Наше долгое   плавание   завершилось.   Нас   окружала  знакомая картина. Город окутался темнотой, и в окнах засветились огни.   В   девять   часов   послышался   знакомый   перезвон колоколов.

Едва мы кончили скатывать паруса, как очаровательная прогулочная яхта подошла к нашему борту, и младший партнер фирмы, владевшей «Элертом», мистер Хупер, прыг­нул на борт. Я был в это время на крюйс-марса-рее и сразу узнал его. Он подал капитану руку и спустился в каюту, а через несколько минут вышел опять на палубу и спросил у старшего помощника обо мне. Последний раз, когда мы виделись с ним, я был в костюме гарвардского студента, и теперь он не мог скрыть  своего удивления  при виде спустившегося   с   мачты   загрубевшего   парня   в   пару­синовых штанах и красной рубахе, с длинными волосами и лицом, темным, как у индейца. Мы пожали друг другу руки, после чего мистер Хупер поздравил меня с возвра­щением и отменно здоровым видом. Он тут же присо­вокупил, что все мои друзья тоже в добром здравии, ибо всего несколько дней назад он разговаривал с кем-то из нашего семейства. Я от души поблагодарил его за эти известия, тем более что я сам не решился бы спросить об зтом.

Капитан отправился в город на яхте вместе с мистером Хупером и оставил нас еще на одну ночь на судне. Под­ходить к причалу мы должны были с утренним приливом с лоцманом на борту.

12[3]4