Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

ВОКРУГ МЫСА ГОРН

Мы уже не говорили: «Когда мы булем дома», а лишь вскользь: «Если мы будем дома», а потом, словно по какому-то молчаливому уговору, и вообще перестали упоминать об этом.

При таком положении дел немалым событием для нас была кое-какая перестановка вахтенных. Один матрос повредил руку и слег на два-три дня (ведь от холода ма­лейший порез или ссадина превращаются в рану), и на его место заступил плотник. Для нас это явилось приятной неожиданностью, и даже возник спор, кто будет у него напарником. Поскольку Щепка был человеком «с образо­ванием», и мы с ним нередко беседовали, он выбрал меня. Хотя он был финном, однако хорошо говорил по-англий­ски и обстоятельно рассказывал мне о своей стране — обычаях, торговле, городах, а также о своих скитаниях в море, о переезде в Америку и женитьбе на землячке-портнихе, с которой познакомился в Бостоне. Мне же было почти нечего поведать ему, разве что о моей уединенной жизни дома, и, несмотря на все наши старания, за пять или шесть вахт мы полностью «выговорились», и я «передал» его другому матросу из нашей вахты.

Что касается меня, то я изобрел целую систему, позво­лявшую с некоторой пользой убивать нескончаемые часы вахты.  Каждый раз, выходя на палубу и прохаживаюсь взад-вперед, я начинал повторять про себя в последова­тельном   порядке   всевозможные   сведения,   накопленные моей памятью: таблицы умножения, мер и весов, цифрк на языке обитателей Сандвичевых островов, названия шта­тов   с   их   столицами,   графства   Великобритании,   имена английских королей и прочее и прочее.  Когда  я доли долгие паузы, это занятие можно было растянуть на первые склянки. Затем наступал черед Десяти заповглей. тридцать девятой главы книги Иова и некоторых других мест из Писания.  После этого неизменно  следовал мой любимый  «Отверженный»  Каупера;  торжественный  ритч и мрачное настроение этих строк, а также сюжет псэмы весьма гармонировали с тоскливой монотонностью вахты. Кроме того, я декламировал про себя из Каупера строки обращенные к Мэри, «Разговор с вороном» и небольшой отрывок из «Застольной беседы».  Наши подвахты тоже не отличались большим разно­образием. Теперь мы не занимались ни стиркой, ни шит ьеч и даже не читали книг, а только ели, спали и поднимались на  вахту,   то   есть  вели,   если   можно   так   выразиться, настоящую «горновскую» жизнь.  Носовой кубрик не от­личался комфортом, и когда мы сходили вниз,  то сразу же заваливались по койкам.  Сходный люк приходилось держать закрытым, чтобы к нам не проникала вода, зато воздух тоже не попадал, и в этой сырой и душной дыре, где мы все жили, была такая атмосфера, что болтавшаяся под  бимсом лампа  едва  мерцала.   Но,   как  ни  сранно я никогда еще не чувствовал себя таким здоровым,  как в течение этих трех недель. Все мы ели как лошади: с пе­нившись с вахты и сойдя вниз, первым делом лезли в хлеб­ный мешок и котел с мясом.  Утром и вечером каждый выпивал свою кварту чая, и твердый сухарь с куском хо­лодной солонины и кружка горячей жидкости были для нас слаще амброзии и нектара богов. Мы потеряли че­ловеческий облик, и если бы такая жизнь продлилась г:е месяц, а год, мы уже мало чем отличались бы по умст­венному развитию от снастей и рангоута. За все это время ги к одному из нас не прикасалась бритва, а на наши лица не попадало иной влаги, кроме дождя и морских брызг,— ведь пресная вода выдавалась строго по рациону, а кому захочется раздеться догола и мыться на палубе соленой водой посреди льдов и снега.

Восемь дней непрестанно штормило от оста, но вот ветер стал временами отходить чуть заметно к югу и усилился еще более. Благодаря тому, что мы уже спустились доста­точно далеко на юг, пора было брасопить реи и понемногу прибавлять парусности. Впрочем, каждая такая перемена ветра длилась недолго, и всякий раз он возвращался на свой прежний румб. Тем не менее мы успевали по­немногу продвигаться на восток. Однажды ночью после очередного такого изменения ветра, когда мы долго и тяжко грудились всей командой, нам пришлось «достаивать» вахту и ставить грот, который уже висел на бык-горденях. Однако ветер задувал все сильнее и сильнее, снег и дождь с яростью тысячи фурий сыпались на палубу в кромешной темноте. Грот трепало и било с громоподобным треском, и вышедший на палубу капитан приказал скатать его. Старший помощник собрался было вызвать наверх и под-вахту, но его остановил капитан, сказав, что если людей постоянно поднимать с коек, они вконец измотаются, а сейчас достаточно и тех, кто находится на палубе. Мы полезли на рей, и я никогда не забуду, что нам пришлось вытерпеть. В нашей вахте число людей сильно уменьши­лось, и, не считая рулевого, нас было всего пятеро, включая и третьего помощника, а потому мы начали закатывать парус с одного нока.