Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

ПРИБЛИЖАЕМСЯ К ДОМУ

 

В этот день я буквально чудом остался цел и невредим — случай не столь уж редкий в матросской жизни. С самого утра я работал наверху и почти час провел на фор-брам-рее, который, удерживаясь на месте всего одним злом, был только что поднят на гордене. Закончив свое дело, я скатал лишние каболки, взял лопатку для клетне­вания, осторожно ухватился за такелаж брам-стеньги, снял одну ногу с рея и уже собирался оторвать другую, как вдруг  отдался и рей рухнул вниз. Благодаря тому, что я дер­жался за снасть, со мной ничего не произошло, но все-таки сердце у меня сильно  забилось.  Стоило узлу рас­пуститься секундой раньше, или задержись я хоть на мгно­вение, меня швырнуло бы в воду с высоты девяноста — ста футов, а может быть, что еще хуже, прямо на палубу. Подобные происшествия со счастливым исходом моряки пеегда обращают в шутку, и того, кому вздумалось бы жа­ловаться всерьез, просто подняли бы на смех. Матрос и так прекрасно понимает, что его жизнь в буквальном смысле часто  висит  на волоске,  и  ему  не  надо  напоминать  об .п'ом. Я знаю много случаев, когда человек спасался толь­ко благодаря счастливой случайности, и никто не прида-иал происшедшему ни малейшего значения. Как-то темной мочью у Горна, где невозможно спустить шлюпки, чтобы подобрать упавшего за борт, один из наших парней брал рифы и, поскользнувшись на перте, выпустил из рук. Работавший рядом Джон-француз успел схватить его за воротник и втащил на рей, прикрикнув: «В следующий раз   держись   крепче,   желторотая   обезьяна,   чтоб   тебе провалиться в преисподнюю!» И больше не было сказано ни слова.

Четверг, 18 августа. В три часа пополудни открылся остров Фернанду-ди-Норонья, лежащий на 3°55' южной широты и 32° 35' западной долготы. А в ночь с пятницы на субботу мы в четвертый раз после выхода из Бостона пересекли экватор по долготе 35°. Таким образом, от острова Статена мы шли двадцать семь дней, покрыв более четырех тысяч миль по линии пути с учетом всех перемен курса.

Теперь наша широта росла с каждым днем. Последний привет из южного полушария — Магеллановы облака — \/ке давно погрузились за горизонт, и на небосводе вставали привычные светила и созвездия Севера — Полярная звез-Ш. Большая Медведица и другие. Ничто, кроме открыв­шейся земли, не позволяет полнее ощутить радость прибли­жения к дому, чем сверкающее звездами то самое небо, под которым ты родился. Погода стояла томительно .(VIиная, с обычным для тропиков палящим зноем, пере­межающимся шквалами и ливнями. Но никто не жаловался, памятуя, что каких-нибудь три или четыре недели наэад мы бы отдали все, лишь бы оказаться в этих широтах. К тому же у нас было изобилие дождевой воды, которую мы набирали в растянутый горизонтально брезент с поло-денным посредине ведром. Шквалы налетали с обычным VI я тропиков постоянством.

Как  правило,  это  происходит  так.   Представьте  себе ярко-синее небо, палящее солнце в зените; матросы в па­русиновых штанах, клетчатых рубахах и соломенных шля­пах неторопливо выполняют работы. Судно едва рассекает волу;   рулевой,   надвинув   шляпу   на   глаза,   облокотился о штурвал. Капитан наслаждается в каюте послеобеденным сном; наш единственный пассажир перегнулся через поруч­ни   и   разглядывает   играющего   у   форштевня   дельфина. На  юте  с  подветренного  борта  парусный   мастер   занят починкой старого лиселя.  Юнги плетут  «косичку»,  тихо поскрипывает крутильная машинка, и  матросы, выделы­вающие шкимушгар, медленно расхаживают с каболками юад-вперед по  палубе.   Но вот с  наветра  на  горизонте появляется едва заметное, похожее на черную точку обла­ко, и трюмсели немедленно берутся на гитовы. Капитан высовывает голову из сходного люка и, осмотрев горизонт, поднимается на палубу. Облако тем временем растет на глазах и быстро приближается. Корзина с каболками, па­рус   и   прочие  предметы   уже   сброшены   вниз,   световой и сходной люки задраены.   По  команде:   «На бом-брам-фалах стоять!» — рулевой кладет руль на ветер. И тут на­летает шквал. Если он не очень силен, мы приспускаем толь­ко бом-брам-реи, а судно идет прежним курсом. Но, когда ветер крепчает по-настоящему, приходится брать на гитовы боч-брамсели,  посылать  матросов  наверх   скатывать  их, спускать брам-реи и убирать бом-кливер. Рулевой, прила-гуч

[1]23