Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

ПРИБЛИЖАЕМСЯ К ДОМУ

большие усилия, держит руль на ветер. На нос обру­шиваются пронизывающие потоки дождя, но никто не на девает ни курток, ни зюйдвесток — дождевая вода тешаи. и матросов ничуть не заботит, что они промокнут. Как толь­ко шквал ослабевает, хотя непосвященному и будет казать­ся, что ветер ревет с прежней силой, раздается команде:

Привести обратно на курс!

Есть привести на курс, сэр!

Пошел брам-реи!

Ставить бом-кливер!

И не успело еще судно выйти из шквала, как оно опян бежит под всеми парусами. Снова появляется солнце, оно припекает пуще прежнего. Палуба и одежда на матросах уже сухие. Крышки с люков сняты, старый парус сневз расстелен на палубе, снова поскрипывает крутильная машинка. Капитан спускается вниз, и ничто уже не на­поминает о том, как недавно бушевала стихия.

Подобные шквалы, равно как и мертвые штили, которые длятся по нескольку часов и даже дней, весьма характер­ны   для   тропиков   Атлантики.   Поскольку   всю   комши целыми днями держали на палубе, вахте разрешалось спать по ночам, исключая рулевого и впередсмотрящего. Правда, формального позволения на это никто не давал,  просто смотрели на такое нарушение дисциплины сквозь пальцы. Мы, конечно, старались наилучшим для себя образом ис­пользовать такую поблажку и расползались по самым разным углам, укрываясь под наветренным фальшбортом, за шпилем  и  в   прочих  закоулках   поуютней.   Возможность отдохнуть сверх положенного пришлась очень кстати, иоо при работе всей командой мы могли находиться в кубрике всего четыре часа в течение полутора суток, и поэтому мм не пренебрегали ни одним часом сна. Нашей вахте случаюсь спать даже в такие ночи, когда хлестал настоящий лииень. Часто при мертвом штиле, сопровождавшемся не сильным, но затяжным дождем, мы, чтобы не лишаться сна, уклады­вались на бухту троса и, накрывшись курткой, спали крепче. чем голландец под своими перинами.

В течение недели или десяти дней после пересечения экватора происходило непрерывное чередование штилей, шквалов, попутных и противных ветров. Не успевало судно привестись круто к ветру, как через час поднимался легкий попутный ветер, и мы снова ставили лисели по обоим бор­там. Так продолжалось

до воскресенья, 28 августа, когда на 12° северной широ­ты мы вошли в северо-восточный пассат. Уже за двое суток доэтого в небе появились пассатные облака, и с часу на час мы ожидали, что окажемся под ними. К полудню легкий южный ветер сменился порывистым от норд-оста, «ставившим нас убрать лисели и перебрасопиться. А уже через два часа мы лихо неслись вперед по волнам, вздымая фонтаны брызг под крепким норд-остом. В основном нам пришлось идти круто к ветру, чтобы держать курс норд-норд-вест, но иногда ветер отходил немного к осту, и мож­но было рискнуть, поставив грот-брам-лисель, благодаря чему мы значительно продвинулись к северу.

Воскресенье, 4 сентября. Потеряли пассат на 22° се­верной широты и 51° западной долготы, то есть у самого тропика Рака.

Несколько дней мы болтались в так называемых «кон­ских широтах», подвергаясь воздействию всевозможной погоды и ветров, а так как мы были на широте Вест-Индии, то пережили и грозы. К тому же сентябрь — месяц ураганов, а мы как раз «повторяли» путь ужасного урагана, который обрушился на Северную Атлантику в 1830 году.

В первую же ночь, после того как мы вышли из пассата (это было на широте Кубы), разразилась настоящая тропическая гроза. С вечера дул легкий попутный ветер, который к полуночи совсем стих и сменился мертвым штилем. Тяжелая черная туча заволокла все небо. Когда к полуночи наша вахта вышла на палубу, вокруг было темно, как в Эребе. Мы убрали все лисели и бом-брамсели, хотя не ощущалось ни малейшего дуновения ветра. Замер­шие паруса грузно свисали с реев. Недвижимость всего окружающего и почти осязаемая чернота страшили неиз­вестностью. Никто не произносил ни слова, но все словно ждали чего-то. На баке появился старший помощник и тихо, почти шепотом, приказал убрать кливер, за которым так же, почти беззвучно, последовали фор- и крюйс-брамсе-ли. Судно оставалось недвижимым, и долгое ожидание вызывало в теле почти физическую боль.

1[2]3