Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

Послесловие ДВА ГОДА И ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ

Ко всему прочему следует добавить, что и Панамского канала тогда не существовало, поэтому Дана, как заправ­ский мореплаватель, обогнул Южноамериканский конти­нент, пройдя вокруг знаменитого мыса Горн, причем дваж­ды — туда и обратно.

Цель, ради которой Дана отправился в море, была им достигнута — он вылечился. Затем окончил Гарвардский университет, стал юристом, и вот тогда, в ожидании су­дебных дел, которые он должен вести, он и написал свою путевую книгу. Надо сказать, что рекламу он себе создал весьма эффективную. Когда книга обрела успех, недостат­ка в клиентуре он не испытывал. Однако не следует думать, будто клиентов привлекала просто литературная слава Да­ны. Нет, по книге было видно, что автор человек основатель­ный, правдивый, он же не вымыслами какими-нибудь чита­телей потчует, а дело говорит, рассказывает все, как было в действительности, сопровождая свое повествование разум­ными и в то же время ненавязчивыми суждениями.

Рукопись по достоинству оценили родственники и друзья, а также крупный нью-йоркский издатель. Оценил, однако ни вида, ни слуха не подал. Когда же Дана обратил­ся к нему с письмом, желая наконец узнать о судьбе своего произведения, тот ответил, что, пожалуй, издаст эту руко­пись, но, не надеясь на успех, готов уплатить лишь за право публикации — без последующей платы с тиража. А в даль­нейшем тиражи пошли вверх и, как стороной узнал Дана, издатель нажил на его книге тысяч десять, уплатив ему все­го лишь двести пятьдесят долларов.

Для того чтобы лучше представить себе, чем же могла поразить читателей-современников книга Даны, следует проделать простой опыт — открыть для сравнения любой «морской» роман самого известного литературного соотечественника Даны (и, понятно, его знакомого) — Джеймса Фенимора Купера. Сам Дана в предисловии осторожно намекнул, что его книга по стилю совсем не куперовский «Красный корсар». Но сравнение получится особенно наглядным, если рядом с повестью «простого матроса» по­ложить «Мерседес из Кастильи». Этот роман Купера о пу­тешествии Колумба и «Два года на палубе» Даны вышли одновременно, но, кажется, что принадлежат разным эпохам!

И дело не только в стиле. Море в то время играло огром­ную роль в жизни страны, служило средством передвиже­ния, источником существования, театром военных действий. Соответственно «морская» литература, как художественная, так и документальная, затрагивала центральные националь­ные проблемы. Фенимор Купер создавал не только «мор­ские» романы, он писал также историю флота, где четко прослеживается мысль, что история американского фло­та — это история Соединенных Штатов. Но в докумен­тальном или романтическом жанре автор «Красного корса­ра», «Лоцмана» или «Мерседес из Кастильи» писал о про­шлом, к тому же, как говорили, на языке «поэзии соленых волн». Не будем преуменьшать выдающихся достоинств поэзии тех времен, которая, кстати, производила в свое вре­мя на читателей сильнейшее впечатление. И вдруг Ричард Генри Дана своей книгой развеял магические чары, устра­нил всякую дистанцию во времени и пространстве, открыв перед читателем картину морской жизни как обычной повседневности.

Задача Даны — привлечь внимание к жизни на море, в то же время не идеализируя, не героизируя ее. Небольшое суд­но, затерянное в океане,— клеточка общества, и потому, вступив на палубу, естественно посмотреть и обсудить, как решаются здесь те же злободневные проблемы, что и на суше. Вес каждой детали жизни на судне, попадающей в поле зрения повествователя, определяется ее универ­сальным значением — нравственным, политическим и, на­конец, хозяйственным. Речь идет о людях, работающих в море и в то же время живущих в обществе, а нравы об­щества, его возможное совершенствование составляют предмет постоянного пристального внимания Даны, потом­ка пилигримов-преобразователей, прибывших в Новый свет исключительно ради дерзкого эксперимента — обновления человечества.    Многие   надежды    отцов-пилигримов   уже развеялись как иллюзорные, но все же их потомок остает­ся проповедником и воспитателем, хотя и ненавязчивым. Он внимательно присматривается к этой особой породе людей, к морякам, понимая, что особые условия их сущест­вования и труда тем отчетливее обостряют проблемы, реше­ние которых не может не волновать каждого достойного гражданина.

Страницы, где описываются произвол капитана и телес­ные наказания на «Пилигриме», произвели в свое время потрясающее впечатление. И не только потому, что о гру­бости морских нравов никто прежде не говорил во весь го­лос, а потому, что это оказалось доложено так просто, ясно и непосредственно, как повседневный факт.

12[3]4