
Р.Г. Дана
Два года на палубе
|
Новое судно и новые люди
Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...
СНОВА
САН-ДИЕГО
Воскресенье, 11
октября. Снялись с якоря и прошли в
виду Сан-Педро, но, к нашей великой радости, не заходили туда, а направились
прямо в Сан-Диего, куда прибыли в
четверг, 15 октября. Застали здесь итальянское судно «Роса», которое видело
«Пилигрим» в Сан-Франциско. Как всегда, в Сан-Диего все было спокойно. Мы
выгрузили шкуры, копыта и жир и приготовились снова сняться в следующее
воскресенье. Я съездил на берег в свою прежнюю резиденцию и нашел, что
складская команда продолжает работать с той же размеренностью. Уже после
захода солнца я провел час или два около печи и покурил со своими старыми
приятелями-канаками, которые от души обрадовались моему появлению. Я был немало
опечален, узнав о гибели моего бедного пса Браво. Он совершенно внезапно
заболел и издох на другой день после того, как я ушел в море на «Элерте».
Наш выход в море и на этот
раз был приурочен к воскресенью, и мы снялись при крепком ветре, который напомнил
нам, что сейчас уже конец осени и надо готовиться к норд-остам. Мы шли в
лавировку под зарифленными марселями против сильного ветра и так до самого
Сан-Хуана, где стали на якорь в трех милях от берега, заведя якорные канаты
дуплинем, как и в прошлом году. Во время рейса до Сан-Диего у нас на борту был
один старый капитан, который, женившись на местной женщине, обосновался в
Калифорнии и не плавал уже лет пятнадцать. Его поразили перемены и
усовершенствования на судах, но еще больше то, как мы несли паруса. Он был
немного испуган и сказал, что непременно взял бы рифы на марселях, тогда как мы
шли под всеми брамселями. Лавировка судна привела его в восхищение и он заявил,
что оно выходит на ветер, как при верповании.
Вторник, 20 октября. Завершив все приготовления, мы высадили на берег
агента, и он отправился в миссию, чтобы поторопить с доставкой шкур к
следующему утру. Нам было строжайше приказано следить за малейшими признаками
зюйд-оста, поскольку неторопливые, низкие облака выглядели весьма угрожающе.
Однако ночь прошла спокойно, и рано утром мы спустили на воду баркас,
восьмерку, кормовые шлюпки и отправились на берег за шкурами. Итак, мы снова
оказались в этом романтическом уголке — та же отвесная, вдвое выше наших мачт
скала, на вершину которой взбирается извилистая тропинка. Там, над самой
пропастью, и были свалены шкуры. А внизу — все тот же песчаный берег, на
который обрушивал свой мощный прибой Тихий океан. Меня, как единственного из
команды, кто уже бывал здесь, послали наверх пересчитать шкуры и сбросить их со
скалы. Снова, как и полгода назад, я швырял шкуры вниз, наблюдая, как они,
переворачиваясь в воздухе и ударяясь о камни, летят в пропасть, а люди,
которые казались с такой высоты карликами, бегали взад и вперед по песку и
перетаскивали их в шлюпки. Два или три раза шлюпки уходили с полным грузом, но
наконец все было сброшено. Нас задержали еще штук двадцать шкур, зацепившихся
за выступы скал — мы не могли сбить их никакими метательными орудиями,
поскольку склон был совершенно отвесным. Шкуры в Бостоне ценятся по двенадцать
с половиной центов за фунт, и, поскольку капитан получает один процент
комиссионных, он не желал терять ни одной штуки и поэтому послал на судно за
парой брам-лисель-фалов и предложил кому-нибудь из нас спуститься за «товаром».
Старые матросы кивали на молодежь, более сноровистую и легкую на подъем, а последние
возражали — мол в таком деле нужны физическая сила и опытность. При виде сих
затруднений я счел себя золотой серединой и решил взяться за это дело, выбрав
одного матроса, чтобы тот помогал мне, и полез наверх.
Там мы нашли крепко вбитый
в землю кол, который, по всей видимости, мог выдержать мой вес. За этот кол
закрепили один конец фала, а всю бухту сбросили вниз с кручи. Другой конец фала
достиг как раз небольшой площадки на склоне, откуда было нетрудно спуститься к
самому берегу. На мне была обычная для лета матросская одежда — рубашка, штаны
и шляпа,— так что не было надобности раздеваться, и я, ухватившись обеими
руками за фал, начал спускаться, то обхватывая фал ногами, то отталкиваясь от
скалы и рукой, и ногой. Таким манером я добрался до того места, где застряли
шкуры. Держась за фал, я вскарабкался на полку скалы и при помощи ног и
свободной руки сумел столкнуть вниз все шкуры, после чего продолжал спуск. Я
уже не увидел ничего внизу, кроме моря и утесов, да нескольких чаек, которые
парили в воздухе.
|