Р.Г. Дана
Два года на палубе

Новое судно и новые люди

Вторник, 8 сентября. Первый день моей новой службы. Матросская жизнь — это везде матросская жизнь...

ФАНДАНГО

Кроме нас, единственным судном в порту был барк из Ситки, принадлежавший русскому правительству. На нем было восемь пушек (впрочем, четыре оказались лишь бу­тафорией) и в качестве пассажира экс-губернатор, направ­лявшийся в Мазатлан через Вера-Крус. Он предложил за­хватить наши письма, которые легко переслать из этого города в Соединенные Штаты. Мы заготовили целый пакет, датированный «января 1-го, 1836». Губернатор исполнил свое обещание, и письма были доставлены в Бостон в первой половине марта, то есть скорее, чем это могло быть сдела­но с помощью любого иного почтового сообщения через континент.

«Пилигрим» простоял в Монтерее всю вторую половину ноября, ожидая нашего прибытия. Каждый день капитан Фокон поднимался на холм и всматривался в горизонт, но в конце концов потерял всякую надежду, полагая, что мы пошли ко дну во время того шторма у мыса Консепсьон, который бушевал вдоль всего побережья Калифорнии и вы­бросил на берег несколько судов, стоявших, казалось бы, в самых безопасных портах. Английский бриг, укрывшийся в Сан-Франциско, потерял оба якоря; «Роса» села на или­стую банку у Сан-Диего, а сам «Пилигрим» еле-еле от­стоялся на трех якорях в Монтерее. В первых числах де­кабря он вышел в Сан-Диего.

Мы остались в Монтерее на воскресенье, и, поскольку за последние три месяца у нас не было ни одного свобод­ного дня, все захотели съехать на берег. Утром после мытья палубы и завтрака те, кто был отпущен, принялись чистить­ся, и, пустив в ход пресную воду, куски мыла и широкие грубые полотенца, старательно выскребали друг друга. Про­делав это, мы по двое отправлялись на полубак с ведрами и обдавали один другого водой. Затем надо было позаботить­ся об «оснастке». Как всегда, на свет появились лакиро­ванные башмаки, белые носки, широченные парусиновые брюки, голубые куртки, парадные клетчатые рубашки, чер­ные платки, блестящие лакированные шляпы с целой са­женью черной же ленты и шелковые платки. Оставалось только завязать в шейный платок несколько долларов, и все было «в лучшем виде». Кормовая шлюпка отвезла нас на берег, и мы растеклись по городу. Я хотел пойти в церковь, чтобы посмотреть богослужение, но мне сказали, что здесь бывает только ранняя месса. Тогда мы решили проведать тех американцев, англичан и мексиканцев, с ко­торыми свели знакомство в прошлый раз. В полдень нам удалось раздобыть лошадей и съездить в миссию кармели­тов, расположенную в лиге от города. Там для нас приго­товили нечто вроде обеда — мясо, яйца, маисовые лепеш­ки и немного дешевого вина. Все это было подано нам благо­даря попечениям, который и на сей раз отказался от какой-либо платы за божье подаяние, но с глу­боким поклоном принял наш подарок.

После трапезы мы устроили великолепную скачку по окрестностям и возвратились в город сразу после захода солнца. Наши товарищи, которые не пожелали ехать с на­ми, полагая, что матрос на лошади подобен рыбе в корзине воздушного шара, прочно ошвартовались в винной лавочке, где стоял страшный шум и было полно народу, по всему бы­ло видно, что неприятностей им, по-видимому, не избежать, а ночь они проведут в каталажке. С большим трудом удалось доставить их к шлюпкам. Как всегда, после возвращения матросов с берега наш кубрик на всю ночь был свидетелем буйных сцен. Перепившиеся буяны утихомирились лишь перед рассветом, но их подняли вместе со всеми и целый день продержали на работе — с раскалывающимися от го­ловной боли черепами им пришлось перетаскивать шкуры. Таковы матросские развлечения.

Во время нашей стоянки в Монтерее не случилось ни­чего примечательного, кроме кулачного поединка, проис­шедшего на судне и давшего некоторую пищу для разгово­ров. Наш широкоплечий, большеголовый парень с Кейп-Кода всячески задирал и притеснял слабого юнгу-новичка из   Бостона,   обладая   преимуществом   в   возрасте    (ему было уже шестнадцать), физической силе и опытности. Од­нако юнга быстро осваивал матросское ремесло, креп с каж­дым днем и начал оказывать сопротивление своему угне­тателю. Но тот продолжал оставаться хозяином положения и не упускал случая унизить мальчишку. Как-то после по­лудня они сильно повздорили, и Джордж (бостонец) зая­вил, что готов драться с Натом, если все будет по правилам. Привлеченный шумом старший помощник вытащил обоих из кубрика на палубу и приказал либо пожать друг другу руки, либо драться, пока один не признает себя побежден­ным. Видя, что ни тот, ни другой не желают мира, он вызвал всех матросов на палубу (капитан был на берегу), провел черту  и  поставил  противников  по   обе  стороны   от   нее, Потом привязал трос к кофель-нагелю и протянул через палубу чуть выше пояса противников.